1-2-3-4-5-6-7-8-9

Оправдывая свой метод, Айвазовский рассказал в «Автобиографии»:

«...удаление от местности, изображаемой на моей картине, заставляет лишь явственнее и живее выступать всем ее подробностям в моем воображении... Вдохновленный видом живописной местности при эффектном освещении либо каким-нибудь моментом бури, я сохраняю воспоминание о них многие годы.

Внимательно изучив атмосферические перемены, игру света и тени на волнах моря, на вершине гор, на купах деревьев, я могу воспроизводить их, как нечто давно мне знакомое, с той быстротой, за которую укоряют меня некоторые строгие судьи»¹.

Говоря, что он «слишком рано перестал изучать природу с должною, реальною строгостью», Айвазовский сам отметил основной недостаток своего метода — ту его ограниченность, которая неизбежно сопутствует обращению только к своей памяти вместо непрерывного изучения с кистью в руках бесконечного разнообразия действительности. Иногда в результате этого импровизационного метода в работах Айвазовского встречаются отступления от жизненной правды, промахи, которые, впрочем, не всегда огорчали художника.

Однажды И.Е. Репин указал Айвазовскому, что в его картине фигуры освещены солнцем с двух сторон. На это Айвазовский заметил: «Ах, Илья Ефимович, какой вы педант!» Даже при исключительно развитом воображении и зрительной памяти, какими обладал Айвазовский, он не мог избежать в некоторых работах отступлений от точности изображения, а иной раз и просто ошибок. Особенно это сказывалось при работе не над маринами, а над картинами иных, несвойственных дарованию Айвазовского жанров.

Не исключена возможность, что своеобразный импровизационный метод работы был подсказан Айвазовскому К.П. Брюлловым. Общеизвестно полное отсутствие каких-либо подготовительных этюдов с натуры к картине «Последний день Помпеи». Существует лишь ряд эскизов, в которых полностью установлена композиция картины; на этом, видимо, были закончены все подготовительные работы к ней. До последнего времени не обнаружено ни этюдов к этой картине, ни упоминаний об их существовании. Очень возможно, что картина была написана методом, близким к тому, какой несколько позднее стал применять Айвазовский. Близость Айвазовского к Брюллову не оставляет сомнений в том, что ему было известно все, что касается процесса создания «Помпеи».

В этой же связи следует вспомнить, что импровизация в поэзии и музыке была одним из распространенных в то время видов искусства. Еще до отъезда в Италию Айвазовский был слушателем импровизаций Глинки; Пушкин в 1835 году написал «Египетские ночи», а X. Андерсен в том же году — своего известного «Импровизатора». Во время жизни в Италии Айвазовский имел возможность слышать импровизаторов не только в театре, но и в дружеском кругу, когда слагались импровизации в его честь.

В эти же годы из Парижа на весь мир прозвучали импровизации, а также ноктюрны, этюды и баркаролы Шопена, которые не могли не оставить яркий след в душе молодого романтика Айвазовского, отличавшегося большой музыкальной одаренностью. Тогда же в России славился блестящими имровизациями ссыльный польский поэт Мицкевич.

Даже такой художник, как академический друг Айвазовского В.И. Штернберг, посланный вместе с ним в Италию, все недолгое творчество которого было посвящено реалистическому изображению бесхитростных жанровых сценок, далеких от романтики, даже он был захвачен новым явлением в искусстве и создал образ импровизатора на неаполитанском молу. Все это направляло творческое воображение Айвазовского, и он первый стал широко импровизировать в живописи, положив в основу своего творчества этот своеобразный метол работы.

И если в первой половине XIX века этот метод в искусстве Айвазовского многих удовлетворял, то с расцветом русского реалистического искусства обозначилось противоречие импровизационного и реалистического методов творчества.

Ограниченность импровизационного метода работы Айвазовского выступает особенно наглядно в сопоставлении с тем творческим методом, каким создавали свои произведения великие художники-реалисты Репин, Шишкин или, в более раннее время, Александр Иванов. Их произведения создавались в результате глубокого, постоянного изучения действительности в ее типических проявлениях, в результате строго продуманной последовательной, длительной работы. Созданию каждой картины этих мастеров предшествовала большая подготовительная работа, которая иногда отнимала больше времени, чем самый процесс написания картины.

Эти художники годами собирали этюдный материал для каждой картины, совершали длительные поездки в поисках нужной модели, а иногда даже для пейзажного фона картины, как это делал А. Иванов или В. Суриков. Как упорен и велик был труд Шишкина, работавшего над картинами леса, который он так же в совершенстве изучил, как Айвазовский — море.

Картины Айвазовского созданы на основе глубокого знания природы. Он постоянно, с раннего детства наблюдал море. Он поселился потом в Феодосии для того, чтобы быть возможно ближе к морю, источнику его вдохновенного труда. Но, почерпнув замысел из наблюдения, он, полагаясь только на свою зрительную память, переходил прямо к созданию картины, минуя процесс собирания этюдного материала, который всегда обогащает, делает убедительной и полнокровной первоначальную идею.

Все это знал Айвазовский, и, откликаясь на критику, признавая слабые стороны своего искусства, он сам объяснял причины пробелов и ошибок в некоторых картинах недостатками своего метода.

Айвазовский отлично знал, как работали его современники и художники прошлого, но был убежден, что в области маринистической живописи, где все связано с изображением непрерывно меняющихся состояний морской стихии, писать по памяти, как он почти всегда делал, — это единственно возможный способ приблизиться к действительности.

Он считал, что картины моря, написанные с натуры, могут быть более реальными в деталях, но не могут передать море в его живом движении, в непрерывной изменчивости форм, не могут передать явления, «неуловимые для кисти» при воспроизведении с натуры.

Дарование Айвазовского носило повышенно эмоциональный характер. Ему была чужда рассудочность в процессе работы. Все его творчество представляется как результат непрерывной смены острых впечатлений и быстрых претворений их в живописные образы.

Нечто подобное представлял себе Делакруа, когда стремился «закончить вещь, пока ее чувствуешь [считая], что это единственный путь к достижению».

Избранный Айвазовским метод работы полностью отвечал характеру его дарования, его натуре. И если во второй половине жизни, наставляя академистов, он говорил о необходимости настойчивого изучения природы и отмечал недостатки своего искусства, то это следует воспринимать не как отрицание им своего метода, а скорее как предостережение старого опытного мастера начинающим художникам.

Айвазовский знал, что его метод требует многих специфических черт дарования, каких может не быть у его последователей, и что при отсутствии необходимых врожденных качеств он будет совершенно неприемлем. Он давал положительные результаты только потому, что сам художник обладал огромной зрительной памятью, верным глазом, твердой рукой, смелым воображением, изощренным мастерством и огромным творческим опытом.

Редкое сочетание этих разнообразных и драгоценных качеств, которыми с исключительной щедростью природа одарила Айвазовского, позволяло ему творить с необыкновенной легкостью и сделало в его руках даже неполноценный метод плодотворным. Художнику достаточно было беглого взгляда на альбомный рисунок, чтобы в его памяти возникли образы давно увиденной природы. Уверенность, с какой он писал свои картины, изумляла его современников. Процесс сознания многих его произведений сводился к тому, что он брал из папки рисунков приглянувшийся ему лист и по нему в самых общих чертах намечал композицию. Все остальное дополнялось его памятью и творческим воображением.

¹ «Русская старина», 1878, т. 22, стр. 426.

1-2-3-4-5-6-7-8-9