1-2-3-4

В начале весны 1838 года Айвазовский по пути в Крым заехал со своим другом В.И. Штернбергом к украинскому помещику, меценату Г.С. Тарновскому в имение «Каченовка», Черниговской губернии, где Штернберг был ласково принят и часто гостил. В то же лето у Тарновского жил М.И. Глинка, давнишний знакомый Айвазовского, приехавший на Украину, чтобы набрать певчих для придворной капеллы. Тарновский, отличавшийся гостеприимством, видимо, быстро сблизился с Айвазовским. Мы встречаемся с указанием, что через несколько лет у него находилось уже несколько произведений Айвазовского,, и среди них одна из его капитальных работ 1839 года — «Лунная ночь в Гурзуфе». Весной 1838 года после длительного отсутствия Айвазовский вернулся в Феодосию, охваченный нетерпеливым стремлением немедленно приступить к работе у себя на родине, на берегах Черного моря, куда неудержимо влекли его творческие замыслы.

За прошедшие пять лет Феодосия заметно изменилась к лучшему. В городе был построен ряд домов в стиле провинциального ампира, а некоторые — в строгих формах классицизма, в подражание столичным образцам. Даже хлебные амбары, постройка которых была вызвана развивающимся экспортом пшеницы, производилась по добротным проектам с ясными членениями зданий и хорошо прорисованными архитектурными деталями.

В такой возрождающийся город, окончив Академию художеств, приехал Айвазовский на два года перед поездкой за границу.

После кратковременного свидания с родными Айвазовский отправился с А.И. Казначеевым на южный берег, куда привлекала его «роскошная природа, величественное море и живописные горы». Здесь он пробыл до июля и сделал несколько удачных эскизов. По возвращении в Феодосию он оборудовал мастерскую и приступил к работе. В 1838 году он написал пять картин, кроме того, шесть подготовил; три из них предназначались для выставки 1839 года: «Лунная ночь», «Ясный день на берегу» и «Буря».

В отчете, отправленном в Академию, он писал, что «сверх того сделал еще несколько новых опытов и эскизов, думал уже приступить к отделке всего, чтобы привезти с собой в Петербург, не пропуская... срока»¹. Далее Айвазовский объясняет причины задержки его в Крыму и сообщает о том, что генерал H.Н. Раевский, начальник кавказской прибрежной линии, проездом на Кавказ был у него в мастерской, видел его работы и настоятельно убеждал поехать с ним, чтобы принять участие в военной операции у берегов Мингрелии. Раевский принял на себя хлопоты о получении разрешения от Академии на эту поездку. Излагая все это, Айвазовский просил А.Н. Оленина отложить срок возвращения в Петербург до весны 1840 года. В письме сквозит стремление повидать новые места, быть участии-, ком событий, изображение которых привлекало его и будило желание поскорее отправиться в путь: «Но вот уже пароходы и флот стоят перед моими глазами для принятия войск, послезавтра надеюсь увидеть то, чего еще я не видел и, может быть, никогда в жизни моей не увижу»².

На просьбу H.Н. Раевского, направленную через военного министра, о продлении Айвазовскому срока пребывания в Крыму последовало разрешение. Таким образом, Айвазовский, которому, по-видимому, вовсе не хотелось являться в Петербург, сидеть в зимние месяцы в академических мастерских и рисовать в натурном классе, сумел в обход первоначального решения Совета Академии организовать свою работу так, что в течение двух лет он ни разу не показался в Петербурге, все время работая в Крыму.

О своем приезде в Крым, о своих работах и планах Айвазовский посылает подробные сообщения А.Н. Оленину и В.И. Григоровичу в Петербург³.

Помимо чисто биографического интереса, какой представляют эти письма, во втором из них отражены очень верные наблюдения художника, высказанные в связи с работой над картиной «Лунная ночь».

В дальнейшем Айвазовский часто будет возвращаться к этой теме, и его картины, изображающие лунные ночи, будут самыми поэтическими воплощениями южной природы в живописи.

Эта тема смолоду привлекала художника, и он стремился к правдивому, реалистическому изображению окружающего, сознавая, что «вся живопись только слабое1 подражание природе». Он тонко ощущает прозрачность и глубину темного ночного неба на юге и в связи с этим вспоминает о картине Бергема в Эрмитаже «Лунная ночь», в которой, как он говорит, луна повешена на черное сукно. С трудностью изображения глубины ночного неба он сам столкнулся в Крыму и, видимо, не удовлетворившись достигнутыми результатами, сообщал, что на его картине «луна — полтинник».

Участие в десантной операции имело для Айвазовского большое значение. Во время десанта у Субаши (форт Лазарев) Айвазовский познакомился с великими русскими флотоводцами: М.П. Лазаревым, В.А. Корниловым, П.С. Нахимовым и А.И. Панфиловым, славные подвиги которых позднее неоднократно изображал. В 1839 году ему удалось три раза плавать с ними к берегам Кавказа.

Во время плавания Айвазовский сблизился с М.П. Лазаревым и написал его портрет на палубе корабля⁴, он, вероятно, сделал также карандашные портреты с командиров кораблей, так как позднее изобразил их с большим сходством на картине.

«Герои нашего Черноморского флота радушно приняли художника в свой круг, знакомили его с техникой морского дела и вообще оказывали ему самое просвещенное внимание. Черноморский флот был в составе 15 судов. Айвазовский был сначала с H.Н. Раевским на пароходе «Колхида», потом перешел к М.П. Лазареву на линейный корабль «Силистрия», капитаном которого был П.С. Нахимов....

Иван Константинович высадился на берег в рядах атакующих русских воинов, и когда его приятель, храбрый лейтенант барон Н.П. Фредерике, был ранен, то наш художник проводил его на корабль, а потом опять возвратился на берег...

— Все мое вооружение, — рассказывал И.К. Айвазовский, — состояло из пистолета и портфеля с бумагою и рисовальными принадлежностями.

Картина была чудесная: берег, озаренный заходящим солнцем, лес, далекие горы, флот, стоящий на якоре, катера, снующие по морю, поддерживающие сообщение с берегом. Миновав лес, я вышел на поляну; здесь картина отдыха после недавней боевой тревоги: группы солдат, сидящие на барабанах офицеры, кое-где трупы убитых и приехавшие за уборкой черкесские подводы.

Развернув портфель, я вооружился карандашом и принялся срисовывать одну группу. В это время какой-то черкес, без церемонии взяв у меня портфель из рук, понес показать мой рисунок своим. Понравился ли он горцам — не знаю; помню только, что черкес возвратил мне рисунок выпачканным в крови... Этот «местный колорит» так на нем и оставался, и я долгое время берег это осязательное воспоминание об экспедиции»⁵.

В результате участия в боевых операциях Айвазовский три раза изобразил десант у Субаши: первый раз - тотчас по возвращении в Феодосию, а второй и третий — много лет спустя, в 80-х годах.

На первой картине изображены корабли флота, прикрывающие бортовым огнем подходящие к берегу лодки с десантными войсками...

Композиция картины еще очень робка. Айвазовский, стремясь к точной передаче событий, участником которых он был, не сумел преодолеть однообразной детализации всего изображения.

¹ ЦГИАЛ, д. № 44, on. 1, л. 29.
² ЦГИАЛ, д. № 44, on. 1, л. 29. Отрывок из письма А.Н. Оленину. «27 апреля 1839 г. Тамань.

...По прибытии в Крым, после кратковременного свидания с родными, я немедля отправился, как Вам известно, с благодетелем моим А.И. Казначеевым на южный берег, где роскошная природа, величественное море и живописные горы представляют художнику столько высокой поэзии. Там пробыл я до июля месяца 1838 года и сделал несколько удачных эскизов. Оттуда возвратился в Симферополь и в короткое время нарисовал множество фигур с натуры, потом устроил свою мастерскую на родине моей в Феодосии, где есть и моя любимая стихия.

Тут отделал я пять картин и отправил их месяца три тому к Александру Ивановичу Зауервейду, прося представить их по принадлежности, о сем тогда же донесено мною и В.И. Григоровичу. К сожалению, до сих пор не имею я никакого известия о участи посланных картин. Вероятно, Вы уже благоволили их видеть. Кроме сих приготовил шесть сюжетов, из которых три отделал и к выставке будут представлены Вашему Превосходительству. Одна представляет лунную ночь, во второй - ясный день на южном берегу, третья — буря. Сверх того сделал и еще несколько новых опытов и эскизов, думал приступать уже к отделке всего, чтобы привести с собой в Петербург, не пропуская данного мне срока. Я еще в феврале просил отсрочку до августа, но до сих пор никакого ответа не получил и решил остаться до ответа. Между тем генерал Раевский, начальник прибрежной кавказской линии, проезжая через Феодосию в своей должности для совершения военных подвигов при занятии мест на восточных берегах Мингрелии, был у меня в мастерской и настоятельно убеждал меня поехать с ним, дабы обозреть красоты природы мало известных восточных берегов Черного моря и присутствовать при высадке на оные войск, назначенных к боевому занятию означенных береговых мест. Долго не решался я на это без испрошения позволения Вашего, но, с одной стороны, убеждения генерала Раевского и принятие им на себя ходатайства в испрошении мне сего позволения, с другой — желание видеть морское сражение при такой роскошной природе и мысль, что изображение на полотне военных подвигов наших героев будет угодно... В продолжение этого времени я успею окончить все и явлюсь... может быть, еще прежде отсрочки. Здесь на берегу Азии удалось мне рисовать портреты многих черкесов, линейных казаков для будущих картин, — но вот уже пароходы и флот стоят перед моими глазами для принятия войск послезавтра, надеюсь, увидеть то, чего еще я не видел и, может быть, никогда в жизни моей не увижу.

После первого десанта, что будет около 1 мая, я отправлюсь в Феодосию докончить совершенно картины к выставке и потом опять прийти с флотом на второй и на третий десант, если на то будет Ваше согласие. Повергая себя продолжению благодетельного ко мне расположения Вашего, с душевным высоко-почтением и совершенной преданностью имею честь быть Вашего Высокопревосходительства покорным слугой — академист И. Гайвазовский».
³ «Феодосия, 13 августа 1839 г. Милостивый государь Василий Иванович!

Второй вояж с H.Н. Раевским к Абхазским берегам помешал докончить все картины, которые я назначил было к выставке, и потому, возвратившись с второго десанта, я занялся оканчиванием картины, но немного успел, как видите, одну картину, которую посылаю с этой почтой. Я предвижу, что также найдутся некоторые, которые скажут, что не довольно окончены. Это зависит от того, как зритель захочет смотреть. Если он станет перед картиной «Лунная ночь», и обратит главное внимание на луну, и постепенно, придерживаясь интересной точки картины, взглянет на прочие части картины мимоходом, так назову, и сверх того, не забывая, что это ночь, которая нас лишает всяких рефлексий, то подобный зритель найдет, что эта картина более окончена, нежели, как следует... Я знаю, что и на этой моей картине луна-полтинник, да спрятать не за что было, да кто написал не только луну, но даже свет луны так сильно, как он есть в натуре, тот убедится, что вся живопись слабое подражание природе. Я Вас попрошу обратить внимание на сочинение этой картины... прошу Вас, если согласитесь, выставить прежние картины: Ялту, Греки, Пурга, Утро и Ночь. Я знаю, что в них есть недостатки, но есть и то, чего прежде я не писал; Наконец, эти все пять картин доказывают, что я об себе мало думаю, смотря по сюжетам картин, которые немного сложны. Впрочем, представляю в Вашу волю делать как Вам угодно. Если я пишу что лишнее, только чтобы изъявить свое желание. Через эти вояжи у меня пропасть эскизов кавказских, а кроме того, масляными красками написал одну картину десант, когда корабли обстреливают берег, но послать к Вам я раздумал, ибо картина небольшая и много интересных предметов, которые в миниатюре, хотя картина более аршина. Если бы я послал эту картину, то, значит, [хотел бы] этим отделаться впоследствии стольких способов, какими я пользуюсь, а эти десанты я начал на хорошем размере и подробнее будет.. . кроме того, у меня есть картины четыре, только что не кончены как следует и нет возможности докончить на выставку, ибо сегодня получил известие от Раевского, чтобы'спешить в Керчь мне, чтобы вместе отправиться опять на третий десант с флотом, и сейчас спешу на почту отдать это письмо и картину и потом отправлюсь в Керчь, а по возвращении из Кавказа начну оканчивать картины и по порядку буду отсылать их Вам. Итак, простите за этакое письмо и просьбы, а все причиной Ваше доброе сердце, если немного смелее просил.

С истинным уважением и всегда преданный Вам от всей души И. Гайвазовский».

(Библиотека имени Салтыкова-Щедрина, Ф. М. Л. Вакселя, д. № 57).
⁴ Портрет М.П. Лазарева находится в Военно-морском музее в Ленинграде. Есть еще один портрет М.П. Лазарева работы К.П. Брюллова, на котором, по преданию, пейзажный фон написан Айвазовским. Находится он в Военно-историческом музее в Севастополе.
⁵ «Автобиография», «Русская старина», 1878, т. 21, стр. 672—673.

Предыдущая глава

1-2-3-4