|
|
1-2-3-4-5
В Венеции, у Панаева, Айвазовский впервые встретился с Н.В. Гоголем. « — Кто это такой? — спросил Айвазовский у Панаева, пораженный оригинальной наружностью гениального писателя.
— Это Гоголь! — ответил Панаев.
— А вы Айвазовский? — спросил Гоголь, услышавший их шепот, и, подойдя к молодому художнику, начал крепко пожимать ему руку.
— Знаете, Иван Константинович, — обратился Панаев к Айвазовскому, — ведь Гоголь ваш горячий поклонник... Когда он любуется вашими картинами, он буквально захлебывается от восторга.
— Не мудрено, брат, захлебнуться, когда он дает в своих картинах такую чудесную воду, — ответил Гоголь.
Гоголь высоко ценил Айвазовского и как человека и как художника и восхищался его картинами» 1.
Очень хорошо описал Айвазовский внешность Гоголя:
«Низенький, сухощавый, с весьма длинным заостренным носом, с прядями белокурых волос, часто падавших на маленькие прищуренные глазки, Гоголь выкупал эту неприглядную внешность любезностью, неистощимой веселостью и проблесками своего чудного юмора, которыми искрилась его беседа в приятельском кругу. Появление нового, незнакомого лица, подобно дождевой туче, мгновенно набрасывало тень на сияющее доброй улыбкой лицо Гоголя; он умолкал, хмурился, как-то сокращался, как будто уходил сам в себя.
Эту странность характера замечали в нем все его близкие и знакомые. Со мною, однако же, он довольно скоро сошелся, и я не раз наслаждался его милой беседой. Он, Боткин и Панаев предложили мне ехать с ними во Флоренцию, на что я, разумеется, с удовольствием согласился. Ехали мы в наемной четырехместной коляске, и, каюсь в нашем общем трехе, — дорогой мы играли в преферанс, подмостив экипажные подушки вместо стола. Впрочем, это прозаическое занятие не мешало нам восхищаться красивыми местностями, попадавшимися на дороге»2.
Последнее замечание Айвазовского очень знаменательно. Природа Северной Италии очень близка к крымской и особенно, к району северо-восточного берега Крыма, где лежит - Феодосия. Италия для Айвазовского не была страной поражающей экзотики, как для многих художников и путешественников. Ее северная часть лежит на той же 45-й параллели, что и Крымский полуостров, и это сближает и роднит их. Айвазовский, приехав в Италию, попал в те же природные условия, в каких прошли его ранние годы. Этим в известной степени объясняется легкая и быстрая «акклиматизация» Айвазовского в Италии, на что у северян уходили целые годы.
Вместе с Гоголем Айвазовский уехал во Флоренцию, где встретился с А.А. Ивановым, гениальным русским художником, прибывшим во Флоренцию, чтобы скопировать несколько деревьев с пейзажей Сальватора Розы в связи с работой над картиной «Явление Христа народу». Этим Иванов очень озадачил Айвазовского, который до глубокой старости не мог понять, «зачем ему понадобились на местности берегов Иордана, изображенной на его картине, деревья с пейзажей Сальватора Розы, будто мало их было в окрестностях Рима». Не задерживаясь во Флоренции, Айвазовский поехал дальше, на юг...
В 1842 году Айвазовский снова встретил Гоголя в Риме и неизменно проводил свои вечера в «келий» у Гоголя, куда иногда приходили и другие художники: Штернберг, Моллер — друг Гоголя, Иванов.
Гоголя все уважали и любили. Он был душой всего этого небольшого кружка. Здесь много говорили об искусстве, толковали о художественных новостях Рима. Постоянным посетителем кружка был и Айвазовский.
Близость Айвазовского в годы пребывания за границей к Иванову и особенно к Гоголю подтверждается тем, что из трех портретов Гоголя, исполненных Ивановым (два маслом и третий — карандашный рисунок), один портрет Иванов подарил Жуковскому, второй — Погодину, а третий — карандашный рисунок — Гоголь «выпросил» у Иванова для того, чтобы подарить его Айвазовскому.
В Риме Айвазовский бывал в доме Марии Ивановны Лорер, жены младшего брата декабриста Н.И. Лорера — Александра.
Надо полагать, что в их семье он был очень желанным гостем, так как незадолго до этого виделся с разжалованным в рядовые и сосланным на Кавказ Н.И. Лорером. Айвазовский, бывая у М.И. Лорер, оставил в ее альбоме свои рисунки. Много позднее с этим: альбомом мы встречаемся на выставке в городе Опочкине в память пятисотлетия этого города. На выставке среди многих произведений живописи и прикладного искусства «обращал на себя внимание альбом госпожи Лорер. На листках этого альбома рисовал Матвеев, Воробьев,. Т. де Томон, очень молодой Айвазовский и многочисленные художники, с которыми встречалась Лорер в Риме»3.
Лето 1841 года, проведенное Айвазовским в работе на берегу Неаполитанского залива, было последним этапом на пути окончательного формирования творчества Айвазовского. Он в последний раз следовал указаниям своих руководителей, как бы проверяя готовность к утверждению в искусстве своего оригинального метода. По утверждению Ивана Константиновича, его разъезды по берегам Неаполитанского залива вполне ознакомили его с колоритом итальянского неба, воды и тайнами тамошней воздушной перспективы.
В музеях Венеции, Флоренции, Неаполя, Рима Айвазовский расширил и обогатил свои представления о классическом искусстве. Оно покорило Айвазовского. На него нахлынула масса новых впечатлений, но он легко и быстро преодолел их. Приступив к работе, он вновь обратился к своему первому вдохновителю, к Сильвестру Щедрину, глубокую связь с творчеством которого Айвазовский всегда с благодарностью отмечал. Он решил написать те же виды, которые часто изображал Щедрин. Это были последние опыты создания картин, написанных непосредственно с натуры.
У Айвазовского уже назрело свое отношение к творческому процессу, сказавшееся еще до отъезда в командировку. «Берег моря» был написан в 1840 году не только по натуре, но и по памяти.
Вскоре Айвазовский почувствовал, что больше никогда не будет сидеть на воздухе у мольберта, любовно перенося на холст наблюденные в природе черты, его влекло к работе иным, более свободным творческим методом, который позволит ему шире и полнее воплотить свои замыслы. Он перестал «списывать с натуры» картины, но постоянное наблюдение и изучение натуры отнюдь не оставил.
Его папки были полны прекрасными карандашными рисунками, сделанными любовно, тщательно, проработанными во всех деталях. С карандашом и бумагой он никогда не расставался, зарисовывая все, что поражало его воображение.
Изумительная зрительная память, огромный, запас наблюдений и основанная на них богатейшая творческая фантазия дали ему возможность работать как бы «без натуры». Первые же его картины, написанные по воображению, — восход и закат солнца — были высоко оценены, и зрители «весьма-лестно отзывались о них».
Айвазовский много и упорно работал. Он писал быстро, так что в его мастерской всегда было несколько законченных картин. 2 сентября 1840 года он прибыл в Рим, а 3 декабря, через три месяца, сообщил в Академию: «Два месяца, как я в Неаполе и уже несколько картин, которые после Римской выставки отправлю в С.-Петербург...»4. Следует учесть, что эти «несколько картин» были им написаны тогда, когда он в течение трех месяцев успел побывать в Венеции, Болонье, Флоренции, Неаполе, Сорренто, Амальфи, Риме и задержаться в Неаполе.
1 Ф.И. Булгаков, И.К. Айвазовский и его произведения, Спб., 1901, стр. 24.
2 «Автобиография», «Русская старина», 1878, т. 22, стр. 423.
3 «Старые годы», октябрь-декабрь 1912 г., стр. 39.
4 ЦГИАЛ, д. № 85, 1839, л. 73.
Предыдущая глава
1-2-3-4-5 |